Схватил ее под уздцы.

Впереди уже мелькали редкие огоньки города. Сбоку неясно белела река. И лошадь Караулова, что несла его гордость, сонного, на своей спине, в полверсте позади цепи, тоже остановилась.
Схватил ее под уздцы ехавший рядом обет военком батальона, осторожно остановил — пусть, мол, вздремнет старик.
Но Караулов сразу чутко вздрогнул, проснулся и, поднявшись на стремени, остро огляделся, насторожено прислушался... Сразу узнал местность, редкие огни города, речку, овраг...
Подъехал Селецкий и доложил шепотом, почтительно приложив руку к козырьку:
— Разведка вернулась. Сообщают: на окраине города накапливается большая шайка,— очевидно, собираются уходить из города. Считаю, что нам следует дать им выйти из города и дождаться их! здесь на удобной позиции, с охватом их флангов, чтоб не дать разбежаться.
— Так, так,— одобрил Караулов.
— Слышна стрельба со стороны станции,— продолжал гражданин комбат,— значит, там наши дерутся. Я туда послал для связи. Но пока еще никто не вернулся...
— Правильно действуете, товарищ комбат,— сказал Караулов.— Ты, Данилов, оставайся здесь, а мы поглядим позиции.

И то правильно.

То, что фамилия Кистерского совпала в обоих письмах, придавало сообщению колхозников особую достоверность.
В тот же вечер на кордоне появился словоохотливый дедок Степанович, а за ним объездчик. Они принесли по газете, и дедок, подобно леснику, долго вертел фотографию, прежде чем сказать окончательное слово.
— И ён и не ён, — пожал худыми плечами Степанович.
— «Ён, ён», — передразнил лесник. — Как же «ён», когда Павлушку убили у Чертова берема, а в газетке значится — на разъезде Ключи.
— И то правильно... — почесал лысину дедок.
у немцев моторизованный партизанский район отряд, наводивший ужас на оккупантов, — все они в течение долгих четырех лет в силу необходимости были военными. И теперь, пролетая над полями, изрытыми бомбами, перекопанными до основания саперными лопатами, оплетенными проволокой, мы невольно возвращались вновь и вновь к пережитому.
«А помнишь, было это под Витебском...» —и пойдут и пойдут старые фронтовые истории, сдобренные перцем солдатского юмора, озаренные романтическим отблеском юношеского восприятия пережитого. И в то же время эти молодые советские люди уже жили сегодняшним и завтрашним днем. Большинство из них прямо с фронта, из партизанских отрядов, из госпиталей устремилось в высшие учебные заведения. Впереди ведь столько работы, потребуется так много знающих людей!