Отчаяние.

Можете отправляться оба.
Вано тотчас успокоился, подсел к нему, замахал на Донцова рукой:
—Иди, Степанка! Только, понимаешь, автомат захвати. Осторожно, пожалуйста, не подставляй голову под пули.
Донцов кивнул, перешагнул через плетень и скрылся в подсолнухах.
Вернулся он минут через сорок — сияющий, довольный, и сразу же доложил:
—Обстановка — лучше не надо. Оккупантов нет, ужин заказан, а кое-что найдется и про запас!
—Шайтан! — весело выругался Вано. Вскоре все трое уже были в крайней мазанке.
—Принимай гостей, хозяйка! — крикнул Донцов, как у себя в хате.
—Сидайте, сидайте! — вышла из кухни казачка, и Донцов глаза вытаращил от удивления: гляди ты, успела переодеться! На хозяйке было не простое ситцевое платье, как раньше, а шелковое, с яркими васильками.
—Ишь ты, какая кругленькая!
—Пустите, у вас же рука поранена!
—Фашистам себя бережешь? — ухмыльнулся солдат, сжимая ее, словно клещами.
Девушка рванулась, хотела закричать, позвать на помощь. А кого позовешь? Кто услышит? На улице — ни души...
—Вы ж советский,— взмолилась она.— Пустите! Он ладонью зажал ей рот, потащил с крыльца к
забору, на разбросанное сено.
Отчаяние охватило Наталку. Она поняла, что не вырваться, и, задыхаясь, закричала изо всех сил.
Из-под повети, гремя цепью, ринулся Серко, с яростью бросился на чужого. Солдат выпустил девушку, попятился к калитке, а Наталка метнулась в сени, захлопнула дверь и услышала, как грохнул выстрел и завизжал Серко. Забилась в угол, притихла: сейчас придет!
Но солдат исчез.
Так и не уснула всю ночь. Страшные мысли одолевали девушку. Чего же ожидать от врагов, если свои способны на такое? Нет, это не наш, не советский человек, хоть на нем и красноармейская форма. Только фашисты такие!
—Что же делать? — спрашивала она себя и не могла найти ответа.